Слово шамана [= Змеи крови] - Александр Прозоров

Костя проснулся от того, что страшно замерз. Он лежал на боку, уткнувшись головой в снежную кучу — хорошо, хоть шапку теплую под капюшон рясы надел. Андрей Толбузин громко посапывал, откинувшись на спину, его Макар уткнулся носом в недоломанные сани, других холопов тоже сморило там, кто где стоял.

Не спал только шаман, продолжая напевать что-то долгое и заунывное. Росин поднялся, подошел к нему, заглянул через плечо.

Никаких следов от костра на глиняной проплешине не осталось. Зато она стала выглядеть заметно ровнее, и на ней обнаружились некие странные иероглифы. Но это была именно глина — кожаный лоскут так же бесследно исчез.

— Ну как, получилось? — облизнув губы, поинтересовался Костя.

— Получилось, мертвый человек. Русский ныне земля. Русский добрый, земля любит. Чужак злой, земля губит. Не станет здесь никогда другой народ. Не примет земля. Только Москва примет. Всегда.

— Здорово, — кивнул Росин, ушел в шатер, скинул рясу, шапку, забрался под теплую шкуру белого медведя, что служила опричнику одеялом, и мгновенно заснул.

* * *

Отряд простоял на месте самоедовского камлания еще полторы недели, не столько пережидая половодье, сколько отдыхая после завершения трудного дела. Место своего священнодействия саам закопал — присыпал слоем земли в локоть толщиной. Он сказал, что чары станут действовать до тех пор, пока образовавшийся знак не будет разрушен человеческими руками — а найти, чтобы разрушить, его не удастся никогда, потому, что к лету он зарастет травой, а через пару лет и вовсе сольется с остальной степью.

Андрею Толбузину с немалым трудом далось решение покинуть драгоценный амулет, оберегающий южные рубежи Руси, оставить его без охраны — но невозможно же жить у этой проплешины вечно! Наконец, к середине мая, отряд снялся и двинулся туда, куда так стремился в последние месяцы — к Астрахани.

Добрались до города без приключений, и снова застряли — возвращаться назад на санях было нереально, а никаких судов вверх по реке пока не отправлялось. Толбузин, развлечения ради, самолично занялся торговлей, собираясь избавиться от саней и лошадей, а Росин гулял по городу, с интересом осматриваясь.

Астрахань ему не понравилась. Здесь в воздухе постоянно висел рыбный запах, влажная духота мешала дышать. Вдобавок, вокруг вились густые облака мелкой и кусачей, очень противной мошки, лезущей под одежду, в рот, нос, налипающей на глаза. Жилые строения представляли из себя обычные глиняные мазанки, знакомый по картинкам белый с зубцами кремль оказался земляной крепостью на не очень большом острове. Повеселило только то, что остров с крепостью носил тоже название, что и остров в еще несуществующем Питере, на котором стоит Петропавловская крепость — Заячий… Или это на Руси так принято?

По счастью, на четвертый день астраханского сидения подошла идущая из Персии в Холмогоры новгородская ладья — и опричнику удалось уговорить купца забрать их с собой.

Они сделали все, что могли. Теперь оставалось ждать результатов.

Глава 6. АСТРАХАНСКИЙ ПОХОД

В мае месяце девятьсот сорок седьмого года после великого хиджра пророка Мухаммеда из Мекки в город Медину; в год который неверные считают тысяча пятьсот шестьдесят девятым, ворота крепости Азов, являющейся самым восточным форпостом великой Оттоманской империи, распахнулись, и из них на утоптанную степную дорогу выступили ровные ряды идущих в колонну по пять янычар. Впереди, на каурой кобыле, солидно покачивался в обитом серебряными гвоздиками седле известный османский полководец Касим-паша.

Разумеется, своего драгоценного арабского жеребца в дальний войсковой переход вельможа брать не стал. Мало ли чего может случиться в пути? Плохая трава, гнилая вода или вовсе безводица, нехватка овса и ячменя… Зачем рисковать? Да и перед кем красоваться драгоценным скакуном? Перед сусликами и тушканчиками? Перед степными дикарями? Перед своей безмозглой пехотой? Перед русскими рабами? Нет, для похода сойдет и обычная выносливая татарская лошадка.

По небу ползли пухлые, упитанные облака, солнце изливало на воинов Аллаха блаженное тепло, вдоль дороги степь прорастала множеством молодых зеленых ростков, а кое-где, на возвышенностях, уже появлялись первые алые головки диких тюльпанов. Слева, по широкой глади реки, баламутили воду веслами пять галер, на бортах которых дожидались своего часа многочисленные бомбарды.

Поход обещал быть легким и победоносным. Правда, самодовольный крымский хан, не пожелавший признать над собой его командование, уже успел еще до схода снегов умчаться куда-то в набег, но военачальника это не смущало — зато не придется ни с кем делиться славой освободителя Астрахани.

Нужно отдать Девлет-Гирею должное — он честно выполнил свое обещание и не только не препятствовал, но и призывал кочующие южнее Дона ногайские племена встать под знамена султана. К мурзам родов, кочующих севернее хан, правда, не обращался — но и тому, что к ним рассылал письма сам Касим-паша, не противился. Таким образом вельможе удалось заручиться согласием на участие в освободительном походе больше чем у ста родов, собрать около сорока тысяч всадников, большинство которых обещали присоединиться к янычарам во время перехода через степь, а несколько тысяч уже тянулись вперед по правую руку от непобедимой османской пехоты. К тому же новый хан прислал тысячу лошадей, повозки, телеги, упряжи, чтобы янычарское войско смогло легко собрать достаточный для дальнего перехода обоз.

Все было подготовлено отлично, учтены все мелочи и возможные опасности, найдены проводники и просчитаны все переходы.

В первую очередь янычарам предстояло разогнать разбойничьи орды казаков. По словам коменданта крепости и обитающих поблизости степняков, эти неверные, сбиваясь в шайки, грабили и вырезали целые кочевья, совершали набеги на крымские и черноморские побережья, захватывали и топили турецкие галеры, разгоняли рабов, захватывали и угоняли в невольники правоверных мусульман, а мусульманок превращали в своих наложниц.

Впрочем, какие бы страсти ни рассказывали про обитателей донских берегов запуганные татары, они не могли не признать два очень важных для опытного военачальника момента: казаки почти не пользовались луками, они оборонялись от нападений пищалями, ими же пользовались при захвате галер и ногайских стойбищ. Это означало, что конная казачья армия не способна засыпать янычарский строй смертоносными стрелами. А что касается пищалей — пушки стреляют куда дальше, и никакие частоколы и завалы от них не спасают. Касим-паша не то что не опасался этих разбойников — он даже жаждал встречи с ними, дабы показать им мощь правоверного оружия, обрушить на неверных карающий меч Аллаха и стереть их с лица земли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});